Ибо сказано: «Он не дает отчёта ни в каких делах Своих» (Иов 33:13)
Мне бы очень хотелось полностью абстрагироваться от шума вокруг данного кинофильма. Не увидеть его, не услышать, не воспринять, не обратить внимания на то скудоумие, с которым был встречен «Левиафан». Однако так уже не случилось.
Шум редко бывает во благо, данный случай не является исключением – он заранее навредил восприятию кинокартины (относительно Звягинцева данное слово «кинокартина» особенно уместно), но не смог исчернить её саму – это произведение способно проигнорировать любое непонимание, потому что оно несравненно выше любых социальных, политических или экономических вопросов. Да, им есть место в фильме, есть место и Томасу Гоббсу, но место не ключевое.
«Левиафан» — очень красивое кино с ярко выраженной эстетикой, не претендующей на оригинальность. Нецензурная брань, бутылки водки, отклеивающиеся обои, серый и плоский магазин «Продукты», гниющие машины не делают фильм грязным и темным. Он спокойно, без крика и угроз демонстрирует тот быт и характер, с которыми мы все, каждый из нас, соприкасаемся ежедневно (или соприкасались в недалеком прошлом, или еще соприкоснемся). Фоном, а также одним из действующих лиц является масштаб разлитого по России великолепия природы. Именно он обеспечивает картине постоянное присутствие белого света и цвета.
Той зимой на Байкале я видела подобное – веселящуюся и горькую пропитую нищету жизни, погрязшую в торговле омулем и пластиковыми стаканчиками с дешевым горячащим наполнителем, а рядом, тут же – неисчерпаемую роскошь воды, крон, ветвей, воздуха, тишины, солнца, бескрайнего незапятнанного метража и палитры красок
«Мир прекрасен», «люди красивые», «природа невероятная», — говорит в одном интервью режиссер, подтверждая это каждым кадром ненапудренной реальности. Не думаю, что есть смысл разбирать характеристики персонажей фильма, подробно рассматривать сюжет, выделять взгляды, в буквальном и переносном смысле слова, и интонации героев (именно на последнем во многом и построено произведение). Не выходит из головы то, как Лиля подтверждает выбор компота в качестве напитка ей в ресторане.
И еще – её глаза, смотрящие в фразу «Я тебя не понимаю» — кто ждёт услышать именно это в момент предшествующей словам улыбки, и кто в тот же момент не догадывается, что переживает и переносит она исключительно сказанное? Гениальное и глубокое построение игры наших ощущений, страхов, пониманий, желания продолжать уворачиваться от надвигающейся мощной волны известий, необратимо калечащих жизнь. Уникальная эмоциональная встряска красной нитью. В момент безликого и наблюдательно-усталого озвучивания обвинений против главного героя, она, эта встряска, застревает иглой как в мыслях, так и в чувствах – в ощущении подкожным пространством финальности и непоколебимости решения еще не состоявшегося суда. В каждом эпизоде оказываешься лицом к собственному лицу не на месте персонажа, а в его шкуре…или же попадаешь вновь в то самое, уже пробованное во сне чувство, от которого ты проснулся и бросился к окну понять, точно ли ты спал…
Эта вещь с большой буквы обязательна к просмотру, и пересказ может его испортить. О чём мне представляется важным сказать, так это о том, что, увы, грандиозное количество зрителей выбрали упустить, и что, на мой взгляд, является наипервейшим посвящением фильма.
В Книге Иова говорится: «Память о нем исчезнет с земли, и имени его не будет на площади. Изгонят его из света во тьму и сотрут его с лица земли. Ни сына его, ни внука не будет в народе его, и никого не останется в жилищах его. О дне его ужаснутся потомки, и современники будут объяты трепетом. Таковы жилища беззаконного, и таково место того, кто не знает Бога». (Иов 18:14)
Кто есть главный герой кинофильма? Нет, герой не плох. И то, что он делает не ужасно. Его жизнь хочется оправдывать обстоятельствами, и на него не неприятно смотреть. Не может не задеть то, как он запросто произносит: «За что, Господи?» или «Прости её», не тронуть его улыбка после удачного выстрела, не узнаться попытка разговоров спьяну с сыном, не заворожить его отстраненное, но с максимальным присутствием фиксированной ненависти «смотрение» на мэра местности. Его сложно назвать «отрицательным героем». Однако он, данный и любой человек, не затем всем сделан. Он не затем человек. То же можно сказать о каждом персонаже «Левиафана»…Жилища людей беззаконных или не знающих Бога, собственноручно вскармливающих своего губительного чудовища…
Зачем нам видеть то, как они (или мы?) не помнят о своей сущности сотворцов бытия? Почему нельзя предпочесть данному просмотру просмотр заряда знака «плюс»? Зачем нам проходить через столь страшный и безрадостный, безысходный на поверхностный взгляд путь? Для того, чтобы «нейроны вошли бы в какое-то другое состояние связей своих», дабы «осознать, что так жить довольно затруднительно, если вообще возможно», — помогает Звягинцев. Неслучайно после увиденного еще долго прибываешь в оцепенении, вживаясь в новую свою структуру.
Интересна и волнительна несколько крамольная мысль о разности понимания категорий «верного» и «неверного» нами и Вседержителем. Что означает возведение храма на месте снесённого дома? (Страшнейший и тяжелейший эпизод, обдающий мурашками при виде качающихся на обломке стены занавесок и взгляде на замерший, потерявший антураж и смысл длинный стол). Только подумать: побережье Баренцева моря. Край света, находясь у которого человек замолкает, получает иные границы рассуждения, становится на позицию обретшего слух глухого или прозревшего слепца, замирающего перед несоизмеримостью Дара Его с собственной заземленностью. Кажется, что именно здесь наиболее логичные места для церквей. Ради этого ли, более существенного, уничтожаются жизни обитателей территории? Ради тех ли благостных и весомых мыслей, которые посетят молящихся здесь в течение, возможно, десятилетий и через года? Историю семьи не вспомнят уже очень скоро, историю постройки храма может никто и не узнать, а он будет стоять и призывать паломников…? Пугающие вопросы, неправильные вопросы. Ответ лишь в наблюдении течения жизни за неспособностью интерпретировать Промысел, ибо сказано: «Он не даёт отчёта ни в каких делах Своих» (Иов 33:13).
В одной из последних глав кинофильма центральный герой видит на стене развалин церкви фреску «Усекновение главы Иоанна Предтечи». К пониманию чего относит зрителя она? Параллелью, в унисон возникает в мыслях «Слово на Усекновение Главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна» митрополита Антония Сурожского, а именно следующий текст: «Но иногда бывает в жизни нашего мира, что Бог обращается за помощью к человеку. И это бывает постоянно, но часто еле заметно или проходит вовсе незамечено. Постоянно Бог обращается к каждому из нас, прося, моля, уговаривая быть в этом мире, который Он так возлюбил, что жизнь за него положил, — быть Его живым присутствием, быть Его живой заботой, зрячей, добродействующей, внимательной. Он нам говорит, что все, что бы мы ни сделали доброго для любого человека, мы для Него сделали; тем самым Он призывает нас быть здесь как бы на Его месте.» На мой взгляд, главный вопрос, поставленный «Левиафаном» — кто помнит об этих словах? Кто помнит?! Кто слышит их? Кто услышал?! Кто не забыл про категорию Божью в самом себе?
Наибольший свет из персонажей несут те, которые данной категорией живут. Нет, я не считаю, что все должны стать бессеребренниками, однако, произнесенная простой бабой фраза «Во Славу Божью» захлёстывает услышавшего её и пробирает до чего-то невесомого и острого глубоко внутри, не отпуская, а застревая и прорастая как неприхотливый, дикий и наиболее благолепный росток.
О последнем на сегодняшний момент фильме Андрея Звягинцева писать очень тяжело. Он стал слишком весом и родственен. Так бывает с полотнами великих мастеров – перед некоторыми замолкаешь и искусствоведческий анализ становится неуместным. Здесь тоже лучше затихнуть и не вопрошать. Именно этому и учит фильм. В конце концов, мы, действительно, способны исключительно вглядываться и смотреть вокруг, не спеша провозглашать сделанные выводы «правильными», опасаясь, что «не уразумели всех путей Его» (Иов 34:27). После – мы, может быть, что-то поймем, что-то узнаем, что-то услышим… Как говорил некогда, тот мудрый Аслан: «No one is told any story but their own. » (C.S. Lewis. The Horse and His Boy)
04.02.2015 П.И.